|
Версия для печати
С отстраненным Генпрокуратурой сначала по делу Колесникова, а теперь и по делу Гонгадзе, известным украинским адвокатом АНДРЕЕМ ФЕДУРОМ разговор мы начали не с подзащитных, а именно с него. Вернее — с особенностей того положения, в котором он, как по мне, оказался. С одной стороны — должен защищать клиентов, с другой — не может, так как сам «на крючке» у ГПУ.
«Билеты» на Пискуна
— И в каком же статусе вы сейчас, после вердикта об отстранении от своих функциональных обязанностей?
— Видимо, как всегда: в своем статусе — адвоката. Против меня в очередной раз ГПУ возбудила уголовное дело. Раньше я мешал этим деятелям по делу Гонгадзе и Фельдмана. Сегодня мешаю им по тому же делу Гонгадзе и по делу Колесникова. И в этом, по моему глубокому убеждению, Генпрокуратура сподобиться на что-то разумное не в состоянии.
— То есть вы не вправе осуществлять действия — по этим делам, по крайней мере как адвокат, я правильно поняла? И Колесникову, и Лесе Гонгадзе надо искать вам замену?
— Понимаете, вопрос моего отстранения — это лишь создание для меня определенных сложностей в работе. И не больше.
— Каких сложностей?
— Например, когда Колесников содержался под стражей, у меня возникали некоторые сложности для встреч с ним. Тем не менее я с ним встречался.
— Но как же вас пускали в СИЗО?
— В соответствии с законодательством. Это некоторые считают, что закон для того, чтоб его нарушать. А я считаю: закон для того, чтобы умело им пользоваться, защищая и свои в том числе интересы... А вообще-то ГПУ творит уникальные вещи! Я не могу не любить этих людей. И я бы их просто обожал, если б они работали в театре. Покупал бы билеты на все выступления.
— Но вас обвинили во вмешательстве в частную жизнь, скажем так, оппонента Колесникова...
— ... в которую я уж точно не вмешивался и которая меня — то ли к сожалению, то ли к счастью — абсолютно не интересует. Уже понятно ведь, что открывая очередное дело против Федура, прокуратура выполняла команду. Ну вот, исполнили, ура! А потом смотрят: а что ж исполнили? И это «что исполнили» — сами понять не могут.
Монолог обвиняемого
«...Я откуда узнал, что против меня дело возбудили? Происходило так. Я как раз выходил из тюрьмы, от Колесникова. Сажусь в машину, звонок по мобильному: «Прокомментируйте, пожалуйста». Я спрашиваю: «Что комментировать?», а журналист говорит: «Ну как «что»? Возбуждение против вас уголовного дела». Тут я удивился, отвечаю: «Да Господи, когда ж это было!» Но слышу — удивляется уже тот, кто позвонил: «Нет, не прежнее дело, а сегодняшнее, о чем пресс-служба ГПУ сообщила». Я говорю: «Спасибо за информацию, я и не знал».
Действительно, смотрю по интернету — на официальном сайте ГПУ висит сообщение. Тут же я его распечатал и написал заявление в прокуратуру: «Прошу возбудить уголовное дело в отношении должностных лиц Генпрокуратуры, которые вмешались в мою личную жизнь без моего согласия».
Читайте Гражданский кодекс. Он запрещает называть фамилии подозреваемых, обвиняемых, даже подсудимых.
Но что самое поразительное. Следователь отказал в возбуждении уголовного дела, о котором я просил в заявлении, мотивируя тем, что это, мол, частное мнение адвоката Федура. Блеск! В отношении ГПУ — нет оснований. А в отношении меня — у них, оказывается, есть основания!»
Стенограмма допроса
— Поскольку вы по-прежнему, я так поняла, остаетесь адвокатом у своих подзащитных и может возникнуть необходимость, допустим, вам срочно отбыть в Страсбург, в Суд по правам человека, — в нынешнем положении можете это сделать?
— Нет. Могу вам передать копию постановления, подписанного заместителем Генпрокурора Виктором Шокиным, где пунктом первым сказано: «Заборонити Федуру Андрію Анатолійовичу виїжджати за межі України». Я даже на недельку с семьей отдохнуть не могу уехать.
— 19 июля, когда вас допрашивали на Резницкой, некоторые журналисты допускали, что Федура могут оттуда и не выпустить. Во всяком случае слишком долго вас там держали. Почему так долго?
— Сам допрос длился недолго. Стенограмма — на полтора листика. Но... Дело в том, что я не знаю — сколько человек меня допрашивали! Но это был явно не один следователь, чья фамилия фигурирует в протоколе. Он то забегал в кабинет, где я находился, то выбегал, уточнял какой-то вопрос, потом возвращался и вообще этот вопрос снимал, снова убегал, потом прибегал. Советовался, вероятно.
— Любопытно, конечно, было бы самой почитать протокол.
— Хотите, подарю копию? Читайте, оценивайте. А сейчас могу вам процитировать фрагмент допроса.
«Запитання: Що Ви можете пояснити конкретного по суті пред'явленого Вам обвинувачення? Чи визнаєте Ви себе винним повністю, частково, чи не визнаєте?
Відповідь: У мене склалося враження, що Ви хочете зробите з мене якогось дурня. Ви спочатку сформулюйте обвинувачення, а потім можна було б продовжувати. Єдине, що я можу Вам заявити, що я ніколи не скоював злочину, передбаченого ст. 182 КК України. Я переконаний, що Ви це теж розумієте, але прислужуєтесь, а тому не здатні прийняти законне процесуальне рішення.
Я, адвокат Андрій Федур, є носієм надзвичайно небезпечної інформації для нинішнього керівництва, стосується це справи Гонгадзе та Бориса Колеснікова. А тому я вважаю, що є реальна загроза моєму життю. Я хочу заявити, що в мене немає конфліктів ні с ким на фінансовому чи побутовому грунті. Я не збираюся покінчувати життя самогубством. Особи для яких я є дійсно небезпечний займають високі посади в державі.
Запитання: Чи є у Вас якісь клопотання, заяви, доповнення?
Відповідь: Є порада. Якщо Ви поважаєте себе як слідчого і як людину, приймайте законні рішення».
Кармазин может стать четвертым
— В любом случае вас обвиняют. Есть ли сейчас адвокаты, способные, как вы считаете, вас защитить?
— Конечно. Их несколько. По этому делу будут выступать Сергей Головатый, Владимир Приходько, Виктория Даниленко. Надеюсь, что и Юрий Кармазин.
— А Головатого вы просили или он сам вызвался?
— Сергей Петрович был первым, кто мне сразу же позвонил, как только в интернете появились сообщения, что против Федура ГПУ возбудила дело. Он предложил мне помощь — меня защищать.
— В одном из сообщений, касающихся вас и дела против вас, было сказано так. Дословно, как передал 20 июля «Обком»: «Адвокат сообщил, что ему угрожали, намекая, что «по улицам Киева ездят «КАМазы», и, требуя, чтобы он бросил дело Колесникова». Вам действительно угрожают сейчас КАМАЗами?
— Нет, это неточность в подаче информации. Фраза моя, четкая. Но относится не к этому периоду — не по делу Колесникова. КАМАЗами угрожали в 2002 году. Действительно, один человек меня предупредил, мол, я должен «успокоиться», отказаться от дел Гонгадзе и Фельдмана, иначе против меня самого будет «дело». Тогда я с шуткой это воспринял. Но когда в отношении меня действительно возбудили уголовное дело, я понял, что КАМАЗы есть.
— Кстати, в то время вы говорили, что велось за вами наружное наблюдение, и знаете номера машины... Выяснили — кто это был?
— Слежка за мной велась. Я ее сам обнаружил. И уже нынешняя власть и наши спецслужбы не захотели ответить — кто же за мной вел наблюдение, кому принадлежит автомобиль «Жигули» с конкретно указанными мною номерами. Кстати, эти номера официально были запрещены и подлежали уничтожению еще в 2000 году... Так что поскольку и после революции я не получил ответ от компетентных органов на свой вопрос, могу предположить — видимо, я представляю и сейчас для них интерес.
— «... Прослеживается некоторая аналогия с российским предпринимателем Михаилом Ходорковским», — это насчет Колесникова. Ваши слова? Действительно считаете их дела аналогичными?
— Никогда я не сравнивал Ходорковского и Колесникова.
— Пожалуйста, информагентство «Новости-Украина».
— Нет, нет! 100 процентов — я такого не говорил. Мало того, ни в коем случае и не стал бы делать таких сравнений по той причине, что Ходорковского осудили. И он сидит. А я предпочитаю своих клиентов защищать так, чтоб их не судили.
«Прогноз на Колесникова»
— Когда прошло сообщение: в Верховный Суд из Генпрокуратуры поступило представление о пересмотре определения Апелляционного суда в порядке исключительного производства, вы тут же отреагировали так: мол, решение Апелляционного суда не подлежит обжалованию. Но «в порядке исключения» — такая же форма существует, а значит, есть вероятность и в этом случае ее применить?
— Форма существует. Но не для пересмотра таких решений. Так закон определил.
— Пресс-служба Верховного Суда давала разъяснения по этому поводу. И о том, что требуется согласие 2/3 судебного состава... И коль уж ВС принял представление ГПУ, а не отказал «с порога», следовательно... В общем, вы как адвокат даже мысли не допускаете, что пересмотр произойдет?
— Нет для этого ни одного основания, предусмотренного законом. А то, что Шокин подписал это представление... Ну я бы вам рекомендовал: обратитесь в ГПУ, пусть дадут вам текст. Будете долго смеяться. Хотя бы потому, что Шокин в том документе указывает на якобы нарушение процессуального законодательства при вынесении постановления Апелляционным судом, но почему-то забыл указать — каким. Это как в обвинении относительно меня: даже не указано, в какой стране я преступление совершил.
— Подразумевается же, что в Украине.
— Подразумевать можно все что угодно.
— Ну хорошо. Ваш «прогноз на Колесникова».
— Обвинение, выдвинутое против него, закончится, как всегда, ничем. У нас таких дел масса, которые очень громко начинаются, а затем тихо сворачиваются... А ГПУ уже давно надо было бы заниматься другим: искать тех, кто «дело Колесникова» организовывал. Они-то думали как? Авось все пройдет? Точно так же, как и не предполагали, что я там могу быть адвокатом.
— И как долго длиться-то будет процесс?
— Думаю, что долго. Хотя доказательств было в первую минуту предостаточно, чтобы дело закрыть.
«Залог»
— это сколько?
— Совместно с вами работает и американский адвокат, доктор права Ричард Хайби. Кто кому помогает? Вы ему, он вам?
— У каждого свои функции... Но я хочу сказать, что Ричард Хайби мне как коллега очень интересен. Кстати, нашу Конституцию он знает гораздо лучше многих наших чиновников. Так вот он дал ей такое определение: «Это декларация о намерениях продвинутых украинцев» или: «У меня сложилось впечатление, что украинскую Конституцию похитили террористы».
— Когда вы просили освободить своего подзащитного из-под стражи под залог, обещая, что компания «Киев-Конти» готова перечислить любую сумму, которую суд сочтет целесообразной, — на что рассчитывали? В смысле: сколько по максимуму могли бы перечислить «за залог»? Не миллиард же, правда? Но ведь верхняя-то планка — этот самый максимум — законом и не определена. Так сколько могли бы?
— Сумму ущерба по этому делу ГПУ нарисовала с потолка — порядка 3 миллионов гривен. Так вот эти деньги возможно было внести в качестве залога.
— Может ли с Ахметовым повториться история, которая уже случилась с вашим клиентом Колесниковым? Учитывая высказывания г-на Корнича насчет Ахметова, то «вторая серия» возможна. Или нет?
— Убежден, что не повторится. Хотя бы потому, что глупо совершать то же самое — дешевые провокации, причем сразу же. «Дело Колесникова» — не ноу-хау. Все сотни раз было уже отработано. К сожалению, для ГПУ в тех случаях имело положительный результат.
— Но попробуйте представить худший вариант. В этом случае — взялись бы защищать Ахметова?
— Нет. Хотя бы потому, что есть правила адвокатской этики. И они мне не позволяют давать даже какие-то намеки на сей счет. Это ведь можно расценить и как предложение себя.
Суда «по Гонгадзе» не будет
— Генеральная прокуратура закончила «первую часть» расследования уголовного дела № 60-1241 по факту преднамеренного убийства Гонгадзе. Об этом в понедельник, 8 августа, сообщила пресс-служба ГПУ. То есть можно ли предположить, как и обещали, что до конца года «полное собрание» расследования в конце концов попадет в суд?
— Когда-то в Донбассе был такой прокурор по фамилии Пугачев. У него была любимая фраза на все случаи жизни: обещать — не значит жениться. В данном случае уместна.
— А вы какие-то сроки предполагаете?
— Это будет до бесконечности.
— А суд — через год, пять, десять лет?
— Никогда. У меня нет ни малейших сомнений, что в стране предостаточно тех, кто крайне заинтересован, чтобы это дело никогда не было расследовано. И чтобы никто никогда не узнал имена настоящих организаторов и заказчиков, которые, понятно уже, никогда и не будут привлечены к ответственности. Что же касается исполнителей, то там тоже могут быть крайне неблагоприятные результаты в силу того, что делает руководство Генпрокуратуры. Кстати, я прекрасно понимаю следователей, учитывая, в каких условиях они работают...
— То есть вы предполагаете, что те трое обвиняемых, чьи фамилии, называются везде открыто, как убийцы, — вполне могут оказаться «ни при чем». А Пукач? Ваше мнение.
— Я бы не стал в таком контексте употреблять эту фамилию. Это запрещено законом, во-первых. А во-вторых, ГПУ рассказывать может все что угодно. Но надо же положить на стол доказательства! У нас, знаете ли, столько всего назаявлено и Пискуном, и Шокиным, что поневоле напрашивается вывод: это как раз и направлено на дискредитацию «дела Гонгадзе».
— Последний вопрос. О Лазаренко. Вы по-прежнему оказываете ему адвокатскую помощь?
— Я предоставлял ему правовую помощь по отдельным вопросам. А ведут «дело Лазаренко» другие адвокаты.
— Год назад некоторые телеканалы показывали обличительные в адрес Лазаренко фильмы, газеты писали статьи. Потом их заставили это опровергать. То есть много непонятного уже, казалось бы, в известном. И даже в «делах», прямо ли косвенно связанных с экс-премьером, которые к тому же уже закрыты. Или это ошибочное мнение и вам все как адвокату ясно?
— Ну вот, например, сейчас появились интересные вещи по делу об убийстве Гетьмана. Удивляет, во-первых, почему только сейчас это появилось. Во-вторых, я глубоко убежден, и есть на то основания, что человек, которого осудили за это, — убийство не совершал. Хотя получил пожизненное заключение! И не я один придерживаюсь такой точки зрения. Проанализируйте выступления Президента. Прослушайте еще раз заявление Виктора Ющенко, когда он сказал: что «його моральний обов'язок, щоб вбивство Гетьмана було розкрите».
Обратите внимание на катастрофичность ситуации. В тюрьме сидит человек, отбывает пожизненный срок за убийство Гетьмана, а Президент в это время говорит о своем моральном обязательстве довести дело до конца.
Так вот в данном случае я на 100% уверен, что прав Президент! Прав, когда говорит, что убийство Гетьмана не раскрыто.
— Но ведь дело-то закрыто.
— И это очередное — из тысяч подобных — доказательство, что в этой стране ни в коем случае не должно быть смертной казни. Вы ж понимаете, что того человека уже б давно расстреляли, а так хотя бы жив...
|
