|
Версия для печати
Еще летом избирателям был брошен тезис: если выборы выиграет кандидат от власти – значит, были фальсификации. Если выборы выиграет оппозиция – значит, они прошли честно. Ближе к осени появился лозунг «каштановой революции», а в страну стали наведываться активисты сербского движения «Отпор», бывшего ударной силой при свержении С. Милошевича осенью 2000 года.
Украина стала главной политической сенсацией ушедшего года. Для многих из нас это мнение стало связываться с событиями, получившими название «оранжевая революция». Действительно, сейчас в каком-то смысле мир, Европа и Россия заново открывают Украину, неведомую ранее в качестве творца политических и социальных перемен. Это, и не только это, позволило идеологам бывшей оппозиции говорить о «революции», якобы прокатившейся по Украине в конце минувшего года. Брошенный в массы лозунг «помаранчевой революции» оказался привлекателен и за очень короткое время вошел в наш лексикон.
Но можно ли назвать эти события емким и броским словом «революция»? Если люди выходят на многодневный митинг, студенты не приходят в вузовские аудитории, а правоохранительные органы занимают позицию нейтралитета, говорит ли это нам о том, что страну посетил призрак революции? Или все происшедшее можно обозначить другим словом, более подходящим для этой ситуации?
Баррикады большого города
Политические потрясения бывают разные. И революция только один из их видов. Ее классическим примером стали события во Франции в 1789 году и в России в 1917 году. Но кроме революций в политике происходят и перевороты, и фронды. Последняя впервые произошла в Париже в середине 17-го века, когда аристократия выступила против двора, используя популистские лозунги и недовольство народа. Символом тех событий стали баррикады на улицах Парижа. Но если сто лет спустя такие же баррикады снова появились на улицах французской столицы, выражая волю народа, шедшего к революции, то при Фронде горожанами просто манипулировали. С тех пор слово «фронда» прочно вошло в лексикон политиков, обозначая при этом псевдореволюционную борьбу элит между собой. Борьбу, в которой народ на баррикадах воюет не за свою свободу, а за победу одной элиты над другой.
В любом случае, революция обычно подразумевает глубокие и масштабные преобразования, затрагивающие все уровни власти и все общество в целом. И если вспомнить о революциях, действительно состоявшихся ранее, то этот тезис становится понятным. Франция до своей Великой революции была средневековой полуфеодальной страной, а после - превратилась в капиталистическую империю. Россия до своих революций 1917 года была сословной монархией, а после них – стала государством без частной собственности. То есть произошло то, о чем никто и мечтать не мог до этих событий.
Как бы мы ни хотели найти в сегодняшней Украине признаки или предвестия подобных перемен, мы их не найдем. Причем это касается как стратегии борьбы, так и тактических приемов. В. Ющенко уже не раз показывал свое стремление к компромиссу со старой властью и нежелание идти на поводу у радикалов из своей команды, требовавших блицкрига. Политик, идущий вместо штурма на перевыборы, – это не совсем революционер. Прошедшее в относительно спокойной обстановке переголосование второго тура показало, что никто не заинтересован в системном перевороте. Страна успокаивается, и с каждым днем все меньше становится похожа на призрак революции.
Кадры решают все
Неотъемлемый атрибут любой революции – смена властных кадров. Причем не автоматическая замена одних лидеров элиты другими, а массовое движение, так сказать, снизу общества вверх. Лидеры французской революции были до нее никому неизвестными выходцами из бесправного «третьего сословия», сборища ремесленников, торговцев и мелких служащих. Они мало что могли позволить себе и поэтому шли на баррикады.
Социальный статус большинства лидеров «Нашей Украины» едва ли близок к только что описанному. В то же время аналогия с фрондой прослеживается более четко. Другое дело - стоит ли ее замечать. Но от того, как мы назовем нашу «революцию», зависит многое. Прежде всего, в наших ожиданиях и нашем отношении к последующим событиям.
Неслучайно, что близкие к «оранжевому» лагерю СМИ стали хотя и вскользь, но все-таки говорить о «люстрациях». Это красивое и загадочное слово в переводе на нормальный язык означает кадровые чистки. Неизбежные после победы любой нормальной революции, но совершенно излишние при обычной фронде. Воистину, как назовем мы лодку, так она и поплывет...
Тема кадров перекликается с еще одной важной темой. Речь идет о «мирности» революций. Понимаем, что можем разочаровать студентов-идеалистов и мечтателей-романтиков, но мирная революция - это примерно то же самое, что непорочное зачатие.
Ни одна серьезная смена властей не проходила без кровопролития. И вслед за манифестациями неизбежно шли гильотины и судебные «тройки». Единственным исключением из этого правила стали так называемые «бархатные революции», прошедшие в Чехословакии, ГДР и Болгарии в 1989 году. Однако есть очень серьезные основания думать, что те события были вовсе не широким народным движением, а реакцией улицы на манипуляции советских и американских спецслужб, бившихся за контроль над Центральной Европой.
К счастью, сейчас в Украине обошлось без жертв и танков. Надеемся, что никому они не были нужны. Украина снова показала свою удивительную, особенно на фоне соседней милитаризованной России, способность находить мирные выходы из кризисов. Но именно это говорит о том, что революции не было.
Запланированные римейки
Еще одна заметная особенность любой нормальной революции – стихийность. Когда парижане шли штурмовать Бастилию, их никто к этому не готовил. Когда жители Петрограда вышли на морозные февральские улицы с требованием отречения Николая Второго от престола, это было их реакцией на голод и неудачи на фронтах. А что же происходило в Украине всю вторую половину прошедшего года?
Еще летом избирателям был брошен тезис: если выборы выиграет кандидат от власти – значит, были фальсификации. Если выборы выиграет оппозиция – значит, они прошли честно. Ближе к осени появился лозунг «каштановой революции», а в страну стали наведываться активисты сербского движения «Отпор», бывшего ударной силой при свержении С. Милошевича осенью 2000 года.
Хорошая подготовленность прошедших событий бросается в глаза любому непредвзятому наблюдателю. А когда движение идет сверху вниз, по четкому плану действий, то оно опять же больше напоминает фронду.
Наконец, нельзя не повторить, что все это уже было в нашей совсем недавней истории. Свержение С. Милошевича в Югославии и «революция роз» в Грузии стали удачными апробациями новых политических технологий. Тем более, что параллельно с событиями в Украине в декабре 2004 года то же самое было и в соседней Румынии. Там также были митинги в центре столицы, удивительным образом совпавшие с закрытием избирательных участков. Был и параллельный подсчет голосов, зафиксировавший, разумеется, победу стороны, ведшей сам подсчет. Совпала даже символика.
И в Югославии, и в Грузии, и в Румынии лидеры волнений, выступавшие против правящего режима, сами были частью власти. Участие улицы было очевидным и активным, но возникало впечатление, что лидерство не на ее стороне. По мнению аналитиков, следующим полигоном «бархатных революций» станет Молдавия. Ей предстоит пережить в этом году парламентские выборы. При наличии таких соседей, как Румыния, Украина и Сербия, можно не сомневаться, что молдавским «революционерам» будет у кого взять уроки по переносу выборов на улицы и площади крупных городов.
|
